«Радуйтесь…». – окружное послание к монашествующим и всем, ведущим посвященную Богу жизнь, в преддверии года посвященной жизни.

Конгрегация институтов посвященной Богу жизни и Обществ Апостольской жизни

«Я хотел бы сказать вам лишь одно слово, и слово это – радость. Повсюду, где есть люди, посвященные Богу, всегда есть радость».

Папа Франциск

Дорогие братья и сестры,

«Радость Евангелия всегда наполняет сердце и жизнь тех, кто встречается с Христом. Радость всегда рождается и возрождается в Иисусе Христе»[1].

Начало апостольского послания «Радость Евангелия» в контексте всего учительства папы Франциска звучит с поразительной силой и жизненностью. Оно напоминает о прекрасной тайне Благой Вести, которая преображает жизнь, если принять ее всем сердцем. Оно рассказывает притча о радости: встреча с Христом возрождает в нас первоначальную красоту, красоту лица, на котором сияет слава Отца (см. 2 Кор 4, 6),  источника радости.

Конгрегация институтов посвященной жизни и обществ апостольской жизни приглашает к размышлению – к размышлению о времени благодати, в которое нам дано жить, а также о том особом приглашении, которое Папа обращает ко всем, кто ведет посвященную Богу жизнь.

Принимать это учительство – значит быть готовыми обновить свою жизнь в духе Евангелия, не в духе радикальности, понимаемой как некий образец совершенства (и часто обособленности), а всем сердцем, toto corde, приняв спасительную встречу, которая преображает жизнь. «Нам нужно оставить все, чтобы следовать за Господом. Но я не хочу говорить о радикальности. Евангельская радикальность – удел отнюдь не только монашествующих и посвященных; она требуется от всех. Однако монашествующие следуют за Господом особым образом, являясь как бы пророческим знаком. Я ожидаю от вас именно такого свидетельства. Монашествующие должны быть людьми, способными пробудить мир»[2].

В повседневной жизни, невзирая на заботы, на слабость и ограниченность своего человеческого естества, монашествующие сохраняют верность. Давая отчет о своей радости, они становятся прекрасным свидетельством, насущной вестью, спутниками и близкими людям нашего времени, которые ищут Церковь как отчий дом[3]. Сделав Евангелие образом жизни, Франциск Ассизский «способствовал возрастанию веры и обновил Церковь, а вместе с ней и общество: он сделал его более братским, но именно благодаря Евангелию, благодаря свидетельству. Всегда проповедуйте Евангелие; и если нужно, даже словами!»[4].

Вслушиваясь в слова Папы, мы видим, кроме всего прочего, с какой простотой, с какой евангельской подлинностью он обращает к верующим слово учительства, с обезоруживающей подлинностью самого Евангелия. Это слово sin glosa, сеемое щедрым жестом сеятеля, который, уповая, не презирает никакую почву. Это приглашение, которое делается со властью и с легким сердцем; призыв отказаться от рассуждений с точки зрения институции, от самооправдания. Это слово, которое вопрошает и ставит под вопрос наше иногда полусонное и оцепенелое существование, в котором не осталось места евангельскому вызову, заключенному в словах: «Если будете иметь веру с горчичное зерно…» (Лк 17, 5). Это призыв, понуждающий нас придти в движение, чтобы позволить действовать Слову, обитающему посреди нас, и Духу, Который неустанно созидает и обновляет Церковь.

Это Послание – ответ на  призыв Папы. Его цель – начать совместное размышление, которое дало бы возможность сопоставить нашу жизнь с Евангелием. Конгрегация желает начать общий путь, открыть пространство для личного, совместного и церковного размышления о смысле 2015 года, который будет годом посвященной Богу жизни. Цель этого текста – содействовать принятию истинно евангельских решений, которые приносили бы плод обновления и  умножали радость: «Превосходство Бога есть радость и полнота смысла человеческой жизни, ибо человек был сотворен для Бога, и мятется сердце его, пока не успокоится в Боге»[5]…

Радуйтесь, веселитесь, ликуйте…

«Возвеселитесь с Иерусалимом и радуйтесь о нем, все любящие его! возрадуйтесь с ним радостью, все сетовавшие о нем. Ибо так говорит Господь: вот, Я направляю к нему мир как реку, и богатство народов — как разливающийся поток для наслаждения вашего; на руках будут носить вас и на коленях ласкать. Как утешает кого-либо мать его, так утешу Я вас, и вы будете утешены в Иерусалиме.И увидите это, и возрадуется сердце ваше, и кости ваши расцветут, как молодая зелень, и откроется рука Господа рабам Его». (Ис 66, 10-14).

Слушая Слово Божие

Словом «радость» (по-еврейски шимхат) Святое Писание выражает многообразие личного и коллективного переживания и опыта, особенно тесно связанного с религиозным культом и праздниками, с осознанием присутствия Бога в истории Израиля. Библия использует три разных слова, говоря о радости Бога, о радости человека и о радости тварного мира в этом диалоге спасения.

В Ветхом Завете, особенно в Псалмах и у пророка Исаии, мы встречаем эти слова чаще всего. Библия с присущим ей творческим и своеобразным богатством языка часто призывает к радости —  о близости Бога, о Его делах. В псалтири мы находим сотни выражений, говорящих о радости как плоде Божия присутствия и благосклонности, или о радости как залоге великого обетования, исполнения которого народ ожидает в будущем. Во второй и третьей части книги Исаии мы часто видим упоминание об этой грядущей радости: она будет преизбыточествующей (см. Ис 9, 2); небо, земля и пустыня возрадуются и возвеселятся (Ис 35, 1; 44, 23; 49, 13); избавленные вступят в Иерусалим с гласом радости (Ис 35, 9; 51, 11).

В Новом Завете для обозначения этого понятия чаще всего используются слова, происходящие от корня kar (kairein, kara), и термины agalliaomai, euphrosyne, которые означают полное ликование, объемлющее и прошлое, и будущее. Радость – истинно мессианский дар, ведь и Сам Господь обещает: «Радость Моя в вас пребудет, и радость ваша будет совершенна» (Ин 15, 11; 16, 24; 17, 13). Рассказывая о событиях, предшествовавших рождеству Спасителя, Лука говорит о радости и ликовании (См. Лк 1, 14.44.47; 2, 10; см. Мф 2, 10), а после радость сопровождает распространение Благой Вести, умножаясь все более (см. Лк 10, 17; 24, 41.52) и являя собой знак приблизившегося Царства Божия (см. Лк 15, 7.10.32; Деян 8, 39; 11, 23; 15, 3; 16, 344 см. Рим 15, 10. 13 и т.д.).

У Апостола Павла радость – это плод Духа (см. Гал 5, 22), характерный и неизменный знак Царства (см. Рим 14, 17), которое в гонениях и испытаниях лишь возрастает (см. 1 Фес 1, 6). Неиссякаемый источник радости  — молитва, дела милосердия, благодарение (см. 1 Фес 5, 16; Флп 3, 1; Кол 1, 11). Невзирая на гонения, Апостол язычников чувствует себя исполненным радости и сопричастным славе, которой мы все ожидаем (см. 2 Кор 6, 10; 7, 4; Кол 1, 24). Окончательное торжество Бога и брачный пир Агнца будут венцом всякой радости (см. Откр 19, 7), и зазвучит космическая хвала и аллилуйя (Откр 19, 6).

Чтобы понять смысл приведенного текста, попробуем дать краткое пояснение к тексту Ис 66, 10: «Возвеселись, Иерусалим, и радуйтесь о нем, все любящие его. Возрадуйтесь с ним радостью». Это конец третьей части книги Исаии. Нужно помнить, что главы 65 и 66 тесно связаны между собой и дополняют друг друга, как это было очевидно в заключение второй части (в гл. 54-55). В обеих главах автор вспоминает прошлое и иногда, говоря о нем, использует очень жестокие образы. Однако он делает это, чтобы призвать отбросить и забыть его: ведь Бог возжигает новый свет – свет доверия, которое исцелит пережитые жестокости и совершенные измены. Проклятие — плод нарушения Завета — изгладится, потому что Бог хочет «сотворить Иерусалим веселием и  народ его радостью» (см. Ис 65, 18). Доказательством же будет переживание на опыте того, что Божий ответ приходит прежде, чем человек вознесет к Нему мольбу (см. Ис 65, 24). Этот контекст продолжается и в первых стихах главы 66, появляясь в виде знаков и дальше и давая возможность увидеть, как окаменены и глухи сердца перед лицом Божией благости и Его слова надежды.

Очень показательна аналогия с Иерусалимом-матерью, которая вдохновлена обетованиями Ис 49, 18-26 и 54, 1-3 о том, что страна Иудина неожиданно наполнится чадами, вновь собравшимися в нее после рассеяния и уничижения. Сказать так – значит сказать, что слухи о возможном освобождении оплодотворили Сион новой жизнью и надеждой, а Бог, Господин жизни, сохранит этот зачатый плод, без труда рождая к жизни новых сыновей и дочерей. Сион-мать будет окружена детьми и станет для них нежной и великодушной кормилицей. Этот образ очень вдохновил Терезу из Лизье; она нашла в нем ключ к пониманию своего духовного пути[6].

Это скопление слов, обладающих богатством смысла и силой: радуйтесь, ликуйте, веселитесь; утешение, услада, изобилие, благополучие, ласки и пр. Народ оставил верность и любовь, и все, казалось, заканчивается во всеобщем  унынии и бесплодии. Но отныне Божие могущество и святость возвращают народу смысл и полноту жизни и счастья, а говорится об этом словами, которые не могут не затронуть до глубины душу всякого человеческого существа, пробуждая в ней удивительное чувство умиления и защищенности. Это деликатное, но истинное изображение Бога, Который благоутробен, как мать, и любит с такой силой, что эта любовь «заражает» человека. Радость сердца (см. Ис 66, 14), исходящая от Бога (образа матери и вместе с тем крепкой руки, способной восставлять) распространяется в народе, который претерпел так много унижений, что его кости стали хрупки. Это преображение, бескорыстный дар Бога, все ширится и становится праздником нового неба и новой земли (см. Ис 66, 27), дабы все народы познали славу Господа-искупителя, всегда хранящего верность.

Вот красота…

«Красота посвященной Богу жизни — это радость, радость…»[7], радость нести всем Божественное утешение. Эти слова Папа Франциск произнес на встрече с семинаристами, послушниками и послушницами. «В печали и унынии нет святости!»[8] — продолжает Святой отец. «Не скорбите, как прочие, не имеющие надежды», — писал Апостол Павел (см. 1 Фес 4, 13).

Радость – вовсе не какое-то ненужное украшение; это потребность и фундамент человеческой жизни. В повседневных заботах, в обыденной жизни каждый человек стремится к радости и хочет пребывать в ней.

В мире недостает радости. Мы призваны вовсе не к тому, чтобы совершать какие-то невероятные вещи или произносить громкие слова, а к тому, чтобы свидетельствовать о радости, которая происходит от уверенности, что мы любимы, и от надежды, что спасены. Наша короткая память и скудный опыт часто мешают нам искать «землю радости», где можно вкусить блаженство лицезрения лика Божия. Но у нас есть достаточно причин, чтобы пребывать в радости. Ее пища — постоянное и полное веры внимание Слову Божию. Учитель сказал нам: «Радость Моя в вас будет, и радость ваша будет совершенна» (Ин 15, 11-20). Он увлекает нас за Собой, приготавливая к совершенной радости.

«Печаль и страх должны уступить место радости: «возвеселитесь, возрадуйтесь…» — повторяет пророк (66, 10). Всякий христианин, особенно избравший посвященную Богу жизнь, призван нести людям эту весть надежды, дающую покой и радость – весть о Божественном утешении, о Его нежности ко всем людям. Однако мы будем способны не прежде, чем сами переживем опыт радости и почувствуем, что Бог утешает и любит нас (…). Мне приходилось встречать среди монашествующих и посвященных людей, который страшатся Божественного утешения и мучаются, бедные, от того, что боятся Божией нежности. Но не бойтесь. Наш Бог – Господь утешения, Господь умиления. Он — Отец и Сам говорит, что будет обращаться с нами как мать со своим ребенком, так же нежно и бережно. Не бойтесь Божественного утешения»[9].

Призывая вас…

«Призывая вас, Бог говорит: «Ты драгоценен для меня, Я люблю тебя и надеюсь на тебя!» Каждому из нас Христос говорит так; именно в этом – источник радости! Радости минуты, когда Господь устремил на меня Свой взгляд. Секрет нашей радости в том, чтобы понять и почувствовать это — почувствовать себя возлюбленными Богом, почувствовать, что для него мы – не числа, а лица, личности; почувствовать, что это Он нас призывает»[10].

Папа Франциск заставляет нас обратиться к духовному фундаменту своего человеческого существа, чтобы увидеть, что мы получили в бескорыстный дар – в силу Божественного произволения и свободного человеческого ответа: «Услышав это, Иисус сказал ему: еще одного недостает тебе: все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи, следуй за Мною» (Лк 18,22). Папа говорит: «На Тайной Вечере Иисус обращается к Апостолам со словами: «не вы Меня избрали, а Я вас избрал» (Ин 15, 16), которые напоминают всем, а не только священникам, что призвание – это всегда Божия инициатива. Это Христос пригласил нас следовать за Ним в монашеской жизни, а это значит постоянно совершать «исход» из самих себя и ставить в центр своей жизни Христа и Евангелие, волю Божию, отказавшись от собственных замыслов, чтобы мы могли сказать со святым Павлом: «Не я живу, но живет во мне Христос» (Гал 2, 20)[11].

Папа приглашает нас к паломничеству вспять, приглашает пройти путь мудрости, ведущий нас на улицы Палестины или к лодке бедного галилейского рыбака, чтобы мы вгляделись в истоки, или, скорее, в событие, которое и теперь заставляет оставлять рыбачьи сети на берегу, скамью сборщика налогов – на обочине дороги, а несбыточные мечты зелота – среди оставленных намерений. Ведь это все негодные средства для того, чтобы быть с Ним.

Папа предлагает подолгу, словно совершая внутреннее странствие, останавливаться перед рассветом первого часа, где сам воздух хранит тепло дружбы, где ум готов открыться тайне, где мы решаем, что будет благом последовать за Учителем, ибо Он один «имеет глаголы вечной жизни» (см. Ин 6, 68). Он приглашает нас сделать всю свою жизнь «путем преображения в любви»[12].

Папа Франциск предлагает мысленно вернуться к образу начала, к «радости той минуты, когда Иисус устремил на меня взгляд»[13]; и осознать смысл своего призвания и требования, которые оно предъявляет. Ведь оно — «ответ на призыв, притом на призыв любви»[14]. Быть с Христом значит разделить Его жизнь, выбор, послушание веры, блаженство нищих, безоглядную решимость любви. Нам нужно возродить свое призвание. «Я приглашаю каждого христианина (…) прямо теперь вновь пережить встречу с Христом, или, по крайней мере, позволить Ему с нами встретиться, и ежедневно, неустанно искать Его»[15].

Апостол Павел утверждает основополагающий факт: «Никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос» (1 Кор 3, 11). Слово «призвание» указывает, что оно есть бескорыстный дар, который подобен неиссякаемому источнику жизни, неустанно, до глубины обновляющему человечество и Церковь.

В опыте призвания Сам Бог является таинственным Призывающим. Мы слышим голос, который зовет нас к жизни, зовет стать учениками ради Царства Божия. Напоминая об этом («Ты драгоценен для Меня»), Папа использует форму прямого и непосредственного диалога, чтобы затронуть нашу совесть. Он взывает к моей мысли, к моему суждению, чтобы вызвать ответ, подобающий этому призыву, обращенному лично ко мне: «Я хотел бы сказать каждому, кто чувствует, что равнодушен к Богу, к вере, кто далек от Бога или оставил Его, а также и каждому из нас, с нашими отчуждениями и изменами (пусть малыми, но они так многочисленны в нашей повседневной жизни!): взгляни в глубину своего сердца, в тайники своей души, и спроси себя: жаждет ли мое сердце великих вещей или оно уже усыплено вещами? Сохранило оно тревогу искания или вещи угасили ее и постепенно ведут к полному омертвению?»[16]

Общение с Христом должно черпать пищу именно в этой тревоге искания. Она помогает нам осознать, что призвание – бескорыстный дар, заставляет вернуться к причинам своего решения, понять их и остаться верными сделанному выбору: «Позволить Христу завоевать себя значит быть всегда устремленными к тому, что впереди, к цели, которая есть Христос (см. Флп 3, 14)»[17]. Постоянно слушать Бога — значит принять эти вопросы как вехи, определяющие пути нашей повседневной жизни.

Эту тайну, которую мы носим в себе и которая причастна неизреченной тайне Божией, можно постичь только верой: «Вера – это ответ на Слово, лично вопрошающее каждого из нас, ответ Тому, Кто зовет каждого по имени»[18], а поскольку она есть «ответ на Слово, которое нас предваряет, она всегда связана с актом воспоминания. Однако это не такое воспоминание, которое погружает нас в прошедшее, это память об обетовании, способная открыть дорогу к будущему, просветить и вести нас на всем протяжении пути»[19]. «Вера истинно заключает в себе память об истории Бога с нами, о встрече с Богом, Который всегда делает первый шаг навстречу, творит и спасет, преображает; вера – это памятование Его Слова, согревающего сердце, Его спасительных деяний, которыми Он дарит нам жизнь, очищает, заботится и питает нас. (…) Тот, кто носит в себе память о Боге, позволяет ей вести себя и умеет оживлять ее в сердцах других»[20]. Это память о том, что мы призваны здесь и сейчас.

Господь встречает нас, достигает нас, преображает нас

Папа просит нас перечитать свою личную историю и переосмыслить ее  в свете Божией любви, обращенной  к нам, ведь, хотя призвание всегда является Божественной инициативой, нам нужно свободно и осознанно принять это Божие и Богочеловеческое домостроительство как жизнь в общении любви, как путь ученичества, как «свет на пути Церкви»[21]. Жизнь в Духе не имеет жестко определенных этапов; она постоянно открывает перед нами тайну и учит нас распознавать времена и сроки, познавать Господа и смотреть на действительность Его глазами. Призывая, Бог приобщает нас Своему покою и желает, чтобы мы нашли в Нем отдохновение, непрестанно познавая Его любовью.  К нам всегда обращено слово: «Ты заботишься и суетишься о многом» (Лк 10, 41). Мы идем путем любви, все время возрождаясь: ветхий человек возрождается к новой жизни. «Кто во Христе, тот новая тварь» (2 Кор 5, 17).

Однако эта новая жизнь имеет лицо и имя Иисуса Христа. Это Он учит нас святости. Это Он указывает нам в Евангелии путь – путь блаженств (см. Мф 5, 1-12). Такова жизнь святых – людей, которые из любви к Богу никогда в жизни не ставили Ему условий»[22].

Посвященная Богу жизнь призвана воплощать Благую Весть, следуя за распятым и воскресшим Христом, стать «живой памятью образа жизни и поступков Иисуса как воплощенного Слова»[23]. Это требует усвоить Его стиль жизни, Его чувства, Его дух, Его удивительную логику и систему ценностей, разделить Его надежды и риск, на который Он шел: «Исполненные блаженным и смиренным убеждением в том, что Истина, то есть Христос, достигла нас и преобразует, мы не можем не возвещать ее»[24].

Пребывая во Христе, мы становимся способны принять присутствие обитающей   в нас Тайны, которая расширяет сердце, уподобляя его сердцу Сына. Тот, кто пребывает в Его любви, связан с Ним неразрывно, как лоза с ветвью (см. Ин 15, 1-8), становится близким Ему и приносит плод: «Будем пребывать в Господе! В единстве с Ним, внутри Его, с Ним, в общении с Ним…»[25].

«Христос – это печать у нас на лбу и на сердце; на лбу – чтобы всегда исповедовать Его, на сердце – чтобы всегда любить Его, и еще на руках – чтобы всегда действовать»[26]. Монашеская и посвященная Богу жизнь – неумолкающий призыв идти за Христом и уподобляться Ему. «Вся жизнь Иисуса, то, как он относился к бедным, Его поступки, Его последовательность, Его великодушие и простота, проявлявшиеся в повседневной жизни, наконец, Его полное самопожертвование – все это драгоценно и так много говорит нашей жизни»[27].

Встреча с Господом приводит нас в движение, побуждает выйти за пределы себя  и своих интересов[28]. Общение с Ним не статично; это не интимный диалог, требующий ухода от действительности. «Кто ставит Христа в центр своей жизни, перестает быть центром для самого себя. Чем больше мы соединяемся с Ним, тем больше Он уводит нас от себя и открывает другим»[29]. «Уже не мы в центре своей жизни, центр сместился; мы служим Христу и Церкви»[30].

Будучи постоянным исканием, христианская жизнь определяется глаголами движения, даже монастырская жизнь в затворе и созерцании. «Подлинная, ревностная евангелизация невозможна, если мы не убедились на своем опыте, что встретиться с Христом не то же самое, что не знать Его, идти с Ним – не то, что двигаться на ощупь, слушать Его Слово – не то, что не иметь о нем представления; что поклоняться Ему, созерцать Его, находить в Нем покой и отдохновение, не то, что не иметь этой возможности. Не одно и то же – пытаться преобразовывать мир по Евангелию и делать это, исходя из собственного разумения. Мы твердо знаем, что жизнь с Ним гораздо более полна и в ней легче постичь смысл всего»[31].

Папа призывает нас сохранять «тревогу искания», подобную той, что снедала святого Августина – «тревогу сердца, которая приводит к личной встрече с Христом, к пониманию того, что Бог, Которого мы искали где-то далеко от себя, близок каждому человеческому существу, сокровенно близок его сердцу, что Он ближе нам, чем мы сами». Это искание не прекращается: «Августин не останавливается, не замыкается в себе как человек, уже достигший цели; он продолжает путь. Эта тревога искания истины, искания Бога становится жаждой еще глубже познать Его, побуждающей забыть о себе и стараться открыть Его другим. Это тревога любви»[32].

Радость принять призвание и быть ему верным

Тот, кто встретил Господа и верно следует за Ним, становится вестником духовной радости. Только встреча с Божией любовью (первая или пережитая вновь), которая со временем становится блаженной дружбой, спасает нас от обособленности и эгоцентризма»[33]. Призванный должен стать самим собой, то есть тем, кем он может быть. Можно сказать, что кризис посвященной Богу жизни вызван, кроме всего прочего, тем, что мы неспособны услышать и узнать этот глубинный призыв, причем иногда даже мы, избравшие путь монашеской и посвященной жизни. Понятие верности как осознанного ответа на призыв, как пути, пролегающего от таинственного истока к таинственному завершению, переживает кризис. Быть может, мы переживаем также кризис воплощения этого идеала в жизни. Мы чувствуем пределы своей способности быть последовательными; часто мы оказываемся не в состоянии прожить жизнь как единое и единственное призвание и путь верности.

Повседневное существование, и отдельного человека, и общины, отравлено недовольством, горечью, которая заставляет жаловаться и сетовать, постоянно тосковать по непройденным путям и неосуществленным мечтам. Так оно становится путем одиночества. Наша жизнь, призванная к общению любви, может стать бесплодной пустыней. В любом возрасте нам следует вновь и вновь возвращаться к сокровенному центру своей жизни и самих себя, где наши мотивации, побудившие нас следовать за Учителем и стать Его учениками, вновь обретают смысл и подлинность.

Верность – это осознание любви, постоянно ведущей нас к Божественному «Ты» и к каждому человеку, тогда как мы чувствуем в своей душе жизнь Воскресшего: «Те, кто позволяет Господу себя спасти, избавляются от греха, уныния, внутренней пустоты, изолированности»[34].

Верность на пути ученичества – это благодать и вместе с тем усилие любви, жертвенной любви: «Когда мы совершаем свой путь без Креста, учим и проповедуем без Креста и исповедуем Христа без Креста, нас нельзя назвать Его учениками. Мы можем быть кем угодно – светскими людьми, епископами, священниками, кардиналами, папами, но не учениками Господа»[35].

Идти вплоть до Голгофы, испытать муку сомнения и отверженности, вкусить дивную радость и ошеломление Пасхи, а  затем явление Пятидесятницы, проповедовать Евангелие народам – вот этапы, которые проходит верность, следующая логике кенозиса и идущая вплоть до мученичества, а тем самым причастная жизни воскресшего Христа: «Благодаря Кресту – высшему акту милосердия и любви, мы возрождаемся как новая тварь (см. Гал 6, 15)».[36]

В этом процессе, где Бог, открывая Себя, открывает нам и самих себя (то, что традиционно называется locus theologicus), Он призывает вновь искать, ждет от нас веры ищущей, fides quaerens: «Ищи правды, веры, любви, мира со всеми призывающими Господа от чистого сердца» (2Тим 2, 22).

Внутреннее паломничество начинается молитвой. «Для ученика первое и главное – быть с Учителем, слушать Его, учиться от Него. И так остается всегда, ибо это путь, который продолжается всю жизнь. Если в наших сердцах нет жара Божия, Его любви и нежности, как можем мы, несчастные грешники, зажигать сердца других?»[37] Этот путь длится всю жизнь и, когда мы смиренно творим молитву, Святой Дух дает нам уразуметь владычество Христа в наших душах: «Каждый день Господь призывает нас следовать за Ним верно и мужественно. Он сподобил нас великого дара, избрав Своими учениками, и приглашает с радостью возвещать Его Воскресение, и делать это и словом, и свидетельством своей повседневной жизни. Господь есть единый Бог нашей жизни; Он ждет, чтобы мы освободились от множества идолов и поклонялись только Ему»[38].

Папа говорит о молитве как об источнике миссионерской плодотворности: «Нам следует уделять больше внимания созерцанию, даже в водовороте самых неотложных дел и самых насущных нужд. Чем больше Господь зовет нас отправиться на периферии жизни, тем более мы должны быть едины сердцем с Христом, любящим и милосердным»[39].

Пребывание с Господом учит нас смотреть на историю теми же глазами созерцания, способными видеть и слышать во всем присутствие Духа и воспринимать всякое время как время благоприятное. Когда мы утрачиваем этот взгляд, «жизнь постепенно теряет смысл, лицо ближних становится для нас столь непроницаемым, что мы не в состоянии прозревать в нем Лик Христа; события истории становятся двусмысленными или вовсе лишенными всякой надежды»[40].

Созерцание же раскрывает в нас пророческие способности. Ведь пророк – это человек «с проницательным взором, который внимает Богу и произносит Его слова; это человек трех времен: он помнит обетования прошлого, глубоко видит настоящее и может указать дорогу в будущее»[41].

Наконец, верность ученика испытывается опытом братской любви. Это место богоявления,  где Господь  приглашает нас  помогать другу другу сохранять верность Евангелию. «Именно Слово Божие рождает веру, питает ее и возрождает. Слово Божие затрагивает сердца, обращает их к Богу и учит следовать Его логике, совершенно отличной от нашей. Слово Божие постоянно обновляет наши общины»[42].

Итак, Папа приглашает нас определить свое призвание с радостью, от всего сердца, потому что выбор любви предполагает «постоянный путь, который делает нас все более и более зрелыми»[43], постоянное развивает, путь, на котором согласие нашей воли с волей Божией постепенно созидает единство разума, воли и чувства. «Любовь никогда не бывает ни «завершена», ни полна;  она преобразуется в течение жизни, созревает и именно потому остается верной себе»[44].

Утешайте, утешайте народ Мой

«Утешайте, утешайте народ Мой, говорит Бог ваш. – Говорите к сердцу Иерусалима» (Ис 40, 1-2).

Слушая Слово Божие

В своеобразном стиле, присущем этой книге и в дальнейшем (см. Ис 51, 17; 52, 1: «Восстань, восстань!»), пророчества второго Исаии (гл. 40-55) зовут придти на помощь Израилю, который находился в изгнании и готов был пасть духом, переживая крушение своих ожиданий. Пророчества явно появились в историческом контексте Вавилонского плена (587-538 гг до н.э.) со всеми его унижениями, чувством бессилия и безысходности, которое оно порождало. И тем не менее, развал ассирийской империи под натиском восходящего могущества Персии во главе с царем Киром внушил пророку интуитивную догадку о том, что неожиданное освобождение возможно. Так оно и окажется. По наитию Божия Духа пророк предрекает эту возможность и толкует политические и военные потрясения как события, таинственно направляемые Богом через Кира. Он предвещает скорое освобождение, говоря, что возвращение на землю предков совсем близко.

Слова, которые использует Исаия (Утешайте, говорите к сердцу…) и которые часто встречаются в Ветхом Завете в текстах, передающих диалог нежности и любви, имеют особую ценность. Например, когда Руфь признается, что Вооз «утешил ее и говорил по сердцу ее» (Руфь 2, 13); или в известном отрывке, где Осия объявляет своей жене Гомери, что увлечет ее в пустыню и «будет говорить к сердцу ее» (см. Ос 2, 16-17), чтобы она вспомнила о верности. Есть и другие похожие места: разговор Сихема, сына Еммора, полюбившего Дину (см. Быт 34, 1-2), или диалог левита с покинувшей его наложницей (Суд 19, 3).

Этот язык следует толковать как проявление любви, а не только как утешение. Вся эта совокупность действий и слов, деликатных и вместе с тем ободряющих, напоминает о силе уз любви, связующих Бога «супруга» с народом Израиля. А утешение должно быть проявлением взаимной принадлежности, глубокой эмпатии, сопереживания и призывом к единению. Это не поверхностные или сладкие слова, но милосердие, тревога, переворачивающая все нутро, близость, которая дает силу и терпение, позволяет найти путь доверия.

Нести людям опыт Божественной близости

«Наши современники нуждаются, конечно, и в слове, но прежде всего, в свидетельстве милосердия, Божией нежности, которая согревает сердце, вселяет надежду, влечет к добру. Наша радость – нести Божественное утешение»[45].

Именно нам, монашествующим и посвященным Богу, Папа поручает эту миссию – найти Господа, Который утешает нас как мать, и утешать Народ Божий. Из радости встречи с Господом и Его призыва рождается служение Церкви, миссия – нести людям нашего времени Божие утешение и свидетельствовать о Его милосердии.[46]

Иисус говорит, что утешение – дар Духа, Параклета, Утешителя, Который ободряет нас в испытаниях и внушает надежду, которая не постыжает. Христианское утешение становится помощью, опорой и упованием именно потому, что оно есть присутствие и действие Духа (см. Ин 14, 16-17), Его плод: «Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал 5, 22-23).

В мир, где царят недоверие, упадок духа, депрессия, в культуре,  в которой люди подпали слабости, индивидуализму, поиску личной выгоды, мы должны принести веру в возможность истинного счастья, надежду, которая основана не только на наших достоинствах, способностях, знаниях, но, прежде всего, на Боге. Всем дается возможность встретиться с Ним, достаточно лишь искать Его искренним сердцем.

Люди нашего времени ждут слова утешения, ждут прощения и подлинной радости. Мы призваны донести до всех нежность Бога, Который склоняется над нами подобно матери. Мы, посвятившие себя Богу, должны быть знаком полноты человечности, должны способствовать действию благодати, а не контролировать его[47], должны склониться к ближнему, чтобы утешить.

Как благотворна нежность

Итак, будучи свидетелями общения, невзирая на ограниченность своего естества, мы должны нести другим Божественную улыбку. Братское отношение – это первое евангелие, самое достоверное из всех, что мы можем возвестить. Нам нужно сделать свои общины более человечными: «Заботьтесь о дружеских отношениях между вами, о духе семьи, о взаимной любви. Монастырь должен быть не чистилищем, а семьей. Проблемы всегда есть и будут, но, как в семье, нужно искать их решения с любовью. Нельзя разрушить одно, чтобы устроить или решить другое. Соперничеству не должно быть места. Всегда старайтесь быть великодушными. Уступайте, не тщеславьтесь, сносите все, улыбайтесь от души. И знаком этого будет радость»[48].

Радость утверждается благодаря опыту братства как явления Бога. В братской общине каждый ответствен за развитие и рост, за верность Евангелию каждого члена общины. Когда община питается одним и тем же Телом и Кровью Христа, она собирается вокруг Сына Божия, чтобы разделить друг с другом путь веры, на котором светильник есть Слово Божие. Такое братство становится подлинной общностью, опытом бескорыстной любви, опытом праздника, свободы, радости, мужества.

«Братство без радости умирает (…). Община, где много радости, — истинный дар Всевышнего, ниспосылаемый братьям и сестрам, которые умеют о нем просить и принимать друг друга с доверием к тому, что совершает Дух»[49].

В эпоху, когда всеобщее дробление порождает бесплодный и массовый индивидуализм, когда человеческие связи так слабы и легко разрушаются, мы призваны сделать наши братские отношения человечными, стараясь придти к евангельскому единодушию и единомыслию. В самом деле, «между теми, кто принадлежит Христу, существует общность жизни, которая рождается верой» и делает «Церковь в самой глубокой ее сущности общением, близостью с Богом, общением любви со Христом и с Отцом во Святом Духе, которое становится общением между братьями»[50].

Для Папы Франциска знаком братской любви является нежность, «евхаристическая нежность», потому что «нежность благотворна». Братские отношения обладают «огромной объединяющей силой. (…) Несмотря на всевозможные различия, они являются опытом любви, преодолевающей конфликты»[51].

Близость как участие

Мы призваны совершить исход из самих себя, следуя путем поклонения и служения.[52] «Выходите, чтобы искать и найти! Имейте мужество идти против течения этой культуры, одержимой стремлением к эффективности, отбрасывающей все, что не кажется таковым. Умение принимать всех, солидарность и братство – это вещи, способные сделать нашу цивилизацию истинно человеческой. Нам нужно быть служителями общения и создателями культуры, основанной на встрече. Я хотел бы, чтобы вы были почти одержимы этим, но без всякой самонадеянности»[53].

«Мираж, который нужно рассеять – это ложное представление о монашеской жизни как о бегстве от столь сложного внешнего мира в поисках укрытия и утешения»[54]. Папа призывает нас «выйти из своего гнезда»[55] и разделить с современниками их жизнь, предав себя Богу и ближнему.

«Радость рождается из бескорыстия встречи. (…) А радость встречи с Ним побуждает не закрываться, а открываться, побуждает к служению в Церкви. Святой Фома говорил: «bonum est diffusivum sui: добру свойственно распространяться». Это свойственно и радости. Не бойтесь показать свою радость от того, что вы ответили на призыв Господа, что приняли Его выбор, полный любви, и не бойтесь свидетельствовать о Его Евангелии, служа Церкви. Истинная радость заразительна… она заставляет идти вперед»[56].

Видя свидетельство радости, безмятежности, плодотворности, свидетельство нежности и любви, свидетельство смиренного, ненавязчивого милосердия, многие испытывают потребность «придти и увидеть»[57].

Папа много раз говорил о «пути притяжения», заражения, как о пути возрастания Церкви, евангелизации. «Церковь должна привлекать. Пробуждайте мир! Будьте свидетелями иного образа действий, иного образа жизни! В этом мире возможно жить по-другому (…). Я жду от вас этого свидетельства»[58].

Поручая нам задачу будить мир, Папа побуждает нас учиться видеть жизнь современных людей в свете двух пастырских понятий, уходящих корнями в Евангелие:  близости и встречи; ибо именно таким способом Бог открывал Себя в истории, вплоть до высшего момента – Воплощения.

На пути в Эммаус, как Иисус с учениками, мы принимаем в своей повседневной жизни людские радости и горести, «согревая сердца»[59], с нежностью ожидая слабых, изнеможденных, тех, кто отстал, дабы наш общий путь обрел свет и смысл во Христе.

Наш путь «идет к зрелости, то есть к пастырскому отцовству и материнству, и если священник не является отцом своей общины, а сестра не является матерью всем тем, с кем она трудится, люди впадают в уныние. Вот в чем проблема. Потому я и говорю вам: источник уныния в пастырской жизни – это именно неспособность к отцовству и материнству,  а значит, неправильное проживание своего призвания, ведь оно должно, напротив, быть источником плодотворности»[60].

Тревога любви

Будучи живыми иконами материнского отношения и близости Церкви к людям, мы идем к тем, кто ожидает слова утешения, с материнской любовью и отцовской заботой склоняясь над нуждающимися и немощными.

Папа напоминает, что нельзя «приватизировать любовь», что мы должны всегда, с тревогой, присущей любви, искать блага другого, любимого»[61].

Кризис смысла жизни, который переживает современный человек, а также экономический и нравственный кризис западного общества и его учреждений – не просто некое преходящее событие эпохи, в которую мы живем; это исторический момент чрезвычайной важности. Мы, как Церковь, должны выйти за свои пределы и отправиться на окраины – на окраины мира, наших городов и человеческой жизни: туда, где грех, страдание, несправедливость, нищета, в потаенные глубины души, где каждый человек переживает радость и скорбь бытия[62].

«Мы живем в культуре фрагментарности, конфронтации, утилитаризма (…). Сегодня найти на улице мертвого бродягу – не новость.». А ведь бедность – «это не только социальная, но богословская реальность, потому что Сын Божий обнищал и уничижился, чтобы пройти путь вместе с нами (…). Бедная Церковь для бедных людей начинается с опыта реальности плоти Христовой. Если мы делаем это, мы начинаем что-то понимать, понимать, что значит обнищание Господа»[63]. Проживание блаженства нищих требует, чтобы мы стали знаком надежды на то, что тоска одиночества и лишения у тех, кто истинно свободен во Христе и научился любить, побеждается радостью.

Во время пастырского визита в Ассизи Папа Франциск задался вопросом, от чего Церковь должна отказаться. И ответил так: «Отказаться от всякого дела, которое делается не ради Бога, которое не от Бога; от страха отворить двери и, не медля, идти навстречу людям, особенно самым бедным, нуждающимся, отверженным; но, конечно, не затем, чтобы погибнуть в водовороте мира, а затем, чтобы мужественно нести ему свет Христа, свет Евангелия, даже в самую тьму, где ничего не видно, где можно преткнуться; отказаться от внешнего спокойствия, какое дают структуры; они, разумеется, важны и необходимы,  но никогда не должны подменять собой единственную подлинную силу – силу Божию. В Нем одном наша сила!»[64].

Это звучит как приглашение «не бояться того нового, что творит в нас Святой Дух, не бояться обновления структур. Церковь свободна. Святой Дух ведет ее вперед. Именно этому учит нас Господь в Евангелии: свободе, необходимой, чтобы не потерять животворящую силу Евангелия и в своей жизни, и в структурах. Свобода выбрать для этого нового новые меха»[65]. Мы призваны быть дерзновенными первопроходцами: «Наша вера – не нечто лабораторное, это вера странствующих, вера историческая. Бог открыл Себя в истории, а не в сборнике абстрактных истин. (…) Нельзя воздвигать вокруг себя границы; нужно их преодолевать и дерзать»[66].

Помимо вызова, который представляет собой воплощение блаженства нищих, Папа приглашает нас присутствовать там, где растут человеческая мысль и культура, в том числе приглашает к интеллектуальному диалогу, чтобы мы могли дать отчет в своем уповании, основанном на этических и духовных критериях, при этом в разных контекстах исследуя, что есть добро. Вера никогда не сужает поле разума, но, напротив, открывает целостное видение человека и действительности, сохраняет от опасности свести человека к «человеческому материалу».[67]

Культура, призванная всегда, в любых обстоятельствах служить человечности, если она подлинная, открывает неисследованные пути и горизонты, где человек может вдохнуть воздух надежды; она утверждает смысл жизни и защищает общее благо. Подлинный культурный процесс «взращивает человечность, созидает культуру встречи и общения. Таков христианский способ содействовать общему благу, умножать радость жизни. Здесь сходятся вера и разум, религиозный аспект и все прочие аспекты человеческой культуры: искусство, наука, литература, труд»[68]. Подлинный культурный поиск неразрывно связан с историей, он открывает путь искания Бога.

Места, где вырабатывается и передается знание, являются вместе с тем местами, где возникает культура открытости, близости, диалога, где падают защитные стены, открываются двери, опускаются мосты[69].

Для размышления

Мир как единая сеть, в которой все связано между собой, где ни одна местная традиция не может притязать на монополию истины, где последствия развития технологий не могут не касаться каждого, постоянно бросает вызов Евангелию и тем, кто решил жить по Евангелию.

В этот момент истории Папа своими жестами и стилем жизни строит как бы живую герменевтику диалога между Богом и миром. Он посвящает нас в мудрость, которая, основанная на Евангелии и эсхатологическом видении человеческой участи, переосмысливает плюрализм, ищет равновесия, приглашает нас признать свою способность к ответственности за перемены ради распространения Евангелия, ведь, поскольку мы «ограничены языком общения и обстоятельствами»[70], каждый из нас, осознавая эти ограничения, должен стать «немощным с немощными… и для всех сделаться всем» (см. 1 Кор 9, 22). Нам нужно заботиться о динамике, способной рождать, а не только об администрировании; тогда мы станем способны воспринять духовные события, происходящие в наших общинах и в мире, как благодатное действие Святого Духа в каждом отдельном человеке, и видеть его именно как личность. Нам необходимо разрушить безжизненные структуры, чтобы воссияла человечность, преображенная Христом, которая превыше всякого языка и разумения.

Папа призывает нас к мудрости, которая была бы знаком гибкости и вместе с тем устойчивости, способности действовать и принимать решения согласно Евангелию, не теряясь посреди разных сфер жизни, языков, отношений, сохраняя чувство ответственности, чувство  того, что нас соединяет, а также сознание собственной ограниченности и бесконечного многообразия проявлений жизни. Миссионерское сердце – это сердце, познавшее радость спасения Христова, познавшее утешение сопричастности; это сердце, осознающее пределы человеческого естества. «Он знает, что сам должен расти в разумении Евангелия и учиться распознавать пути Духа и потому не отказывается ни от какого добра, даже если рискует испачкаться в уличной грязи».[71]

Примем приглашение Папы, чтобы научиться видеть мир и себя глазами Христа и не успокаиваться.

Вопросы Папы Франциска

— Я хотел сказать вам одно слово, и слово это – радость. Повсюду, где есть люди, посвятившие себя Богу, монашествующие, семинаристы, есть радость, всегда есть радость! Это радость молодости духа, радость следовать за Господом, которую дает Святой Дух. Это не та радость, которую дает мир. Радость есть! Но где она рождается?[72]

— Взгляни в глубину своего сердца, в самую глубину собственной души, и спроси себя: желает ли мое сердце чего-либо великого или его усыпили вещи? Сохранилась ли в нем тревога искания или вещи заглушают ее, ведя к полному омертвению? Бог ждет и ищет тебя, а что ты Ему ответишь? Ты понимаешь это состояние своей души или спишь? Ты веришь, что Бог тебя ждет, или для тебя это только слова?[73]

— Мы – жертвы культуры временного. Я хочу, чтобы каждый из вас подумал: как я могу освободиться от нее?[74]

— Прежде всего, это ответственность взрослых, воспитателей, которые должны явить молодым пример последовательности. Хотим мы, чтобы наши молодые были последовательны? Будем таковы сами. В противном случае Господь скажет нам то же, что сказал народу о фарисеях: «То, что они говорят вам, делайте, по делам же их не поступайте!». Нам необходимы последовательность и подлинность.[75]

— Мы можем спросить себя: есть ли во мне добрая обеспокоенность, стремление возвещать Господа, помогать людям познать Его? Или я оказался пленником духовной обмирщенности, которая заставляет делать все из любви к самому себе? Мы, монашествующие, думаем о личных интересах, об эффективности того, что делаем, о карьере. Нам стоит о многом подумать… Быть может, я, так сказать «хорошо устроился» в своей христианской жизни, в своей жизни священника или монаха, в своей общине, или же во мне жива тревога, ревность о Боге и Его слове, побуждающая «выйти вне», к другим людям?[76]

— Рождает ли любовь в нас тревогу? Верим ли мы в любовь к Богу и ближнему или мы номиналисты в этом отношении? Не абстрактно, не на словах, а к конкретному человеку, брату, которого встречаем, который рядом с нами? Впускаем ли мы в свою душу их тревоги или остаемся закрытыми в себе, в своих общинах, где нам комфортно?[77]

— Прекрасный путь, прекрасный путь к святости – никогда не говорить о других плохо. «Но ведь, отец есть такие проблемы…» Скажи это настоятелю, скажи епископу, которые могут найти решение. Не говори тому, кто ничего не может сделать. Братство – это очень важно! Признайся, станешь ты говорить плохо о своей матери, отце, братьях или сестрах? Никогда. Почему же ты делаешь это в своей монашеской общине, в семинарии, между священниками? Думайте, размышляйте о важности братства и братской любви»[78].

— У подножия креста Мария была женой скорби и вместе с тем бодрствовала, ожидая скорого явления тайны более великой, чем тайна скорби. Все казалось конченным, всякая надежда угасла. В ту минуту, вспоминая о благовещении, Она тоже могла бы сказать: обетования не исполнились, я ошиблась. Но Она так не сказала. Блаженная, ибо уверовала, Она видела, как из этой веры пускает росток новое будущее и с упованием ждала Божественного завтра. Я иногда думаю: умеем ли мы ждать это завтра? Или мы хотим его непременно сегодня? Для Нее Божественное завтра – это заря Пасхального утра, первого дня недели. Нам стоит подумать о пасхальной встрече Сына с Матерью. Единственным светильником, горевшим у гроба Господня, было упование Матери, которое в ту минуту было упованием всего человечества. Я спрашиваю себя и вас: горит ли этот светильник в монастырях или нет? Ожидают ли там Божественного завтра?[79]

— Тревога любви всегда заставляет идти навстречу другому, не ожидая, пока он скажет о своей нужде. Она является основанием пастырской плодотворности,  и нам следует спрашивать себя: какова моя духовная, моя пастырская плодотворность?[80]

— Подлинной вере всегда присуще глубокое желание преобразовывать мир. Вот вопрос, который нам следует себе задать: жив ли в нас великий порыв души? Есть ли у нас дерзновение? Есть ли у нас великие мечты? Снедает ли нас ревность (Пс 69, 10)? Или мы довольствуемся посредственностью и своими «лабораторными» программами апостольской деятельности?[81]

Аве, Матерь радости

«Радуйся, Благодатная» (Лк 1, 28). «Приветствие Ангела Марии – это приглашение к радости, к глубокой радости. Оно возвещает конец печали (…). Этим приветствием отмечено начало Евангелия, Благой Вести»[82].

Вокруг Марии распространяется радость. Сын, Которого Она носит во чреве, есть Бог радости, веселия, которое заражает, распространяется. Мария распахивает двери своего сердца и спешит к Елизавете.

«Радуясь, что исполняет Божественную волю, чуткая к своей ответственности, Она спешит в нагорную страну. Куда еще было спешить Ей, уже преисполненной Богом, если не к горным вершинам?»[83]

Она идет к ней «поспешно» (Лк 1, 39), чтобы принести миру добрую весть, чтобы принести всем неудержимую радость, которую она восприняла в свое чрево – Господа Иисуса. Эта поспешность говорит не только о том, что она идет быстро и тотчас, это выражение свидетельствует о ее бдительности, о внимании, с которым Она относится к этому путешествию, о Ее воодушевлении.

«Се, раба Господня» (Лк 1, 38). Раба Господня спешит сделаться рабой людям.

Мария – это вся странствующая Церковь.

Мария – это вся странствующая Церковь. С любовью, которая всегда обращена, прежде всего, к самым слабым и уязвимым, с упованием человека, знающего, что он не один, и с верой того, кому дан особый дар, который он жаждет разделить с другими. Пусть каждый из нас проживает свое призвание идти все дальше вперед с Марией, послушный дуновению Святого Духа!

Звезда новой евангелизации,

Помоги нам являть свидетельство общения,

Служения, горячей и великодушной веры,

Справедливости и любви к бедным,

Чтобы радость Евангелия достигла самых отдаленных уголков мира,

Чтобы никто не был лишен его света.

Матерь живого Евангелия,

Источник радости для всех малых,

Молись о нас. Аминь. Аллилуйя.[84]

 

Рим 2 февраля 2014 года. Праздник Сретения Господня

Кардинал Джоао Браз де Авис, Префект

Архиепископ Хосе Родригес Кабальо, ofm, Секретарь